Умерла Ирина Львовна Кузнецкая

В конце декабря 2008 года в кругу друзей отметила свой 93-й год рождения Ирина Львовна Кузнецкая. А через месяц, 26 января, ее не стало. Банальная мысль типа "ну, прожила долгую жизнь, всем бы так" в голову не приходит. Она не успела стать старушкой. Так и осталась в памяти многих людей, хорошо ее знавших, прекрасной женщиной, Дамой. Ее никто не заменит. 

Ирина Львовна была необыкновенно ясным и ярким человеком из какого-то прекрасного прошлого — аристократичная, независимая в суждениях, но доступная для друзей, умная и приветливая, интеллигентная и гостеприимная. Ее суждения о людях и ситуациях порой могли быть вполне жесткими и непримиримыми, но точными и никогда не оскорбительными. Некрасивый поступок или лихой панибратский тон мог надолго испортить ей настроение и принуждал избегать новых встреч с плохо воспитанным человеком.

Нас связывала почти пятидесятилетняя дружба, однако, несмотря на существенную разницу в возрасте, она категорически не соглашалась обращаться ко мне на "ты". Хорошо зная ее окружение, я вообще могу по пальцам пересчитать имена людей, к которым она так обращалась. Искренне и глубоко Ирина Львовна умела привязываться к людям, тосковала по ушедшим, очень ценила дружбу. Уже умирая и отчасти потеряв память, она вдруг спросила меня: "А как Александр Павлович, он жив?". Это о А.П.Мазовере. Услышав отрицательный ответ, страшно расстроилась и надолго замолчала.

Привязывалась она так не только к людям, но и к собакам. Лет шестнадцать у нее в доме прожил фокстерьер Домби с немыслимым ворчливым характером. К концу потерял зубы, стал колченогим и неуклюжим. Ирина Львовна подстраивала свой режим под потребности вредного старика, обожала его и удивлялась, если кто-то не замечал его красоты.

Сама Ирина Львовна была необыкновенно красива и аристократична. Несмотря на тихость поведения, полное отсутствие качеств лидера, мгновенно становилась центром притяжения в любой компании. Она обладала безупречным вкусом, всегда до последних дней, придирчиво следила за своей внешностью. Я никогда не видел ее без аккуратной прически, небрежно одетой. 

Она не ждала ухода из жизни и не хотела думать о старости, любое упоминание о возрасте встречала как бестактность и огорчалась ужасно — не за себя, а за проявившего бестактность. 

Имея безупречный и совершенно достаточный гардероб, она, когда ей перевалило уже за 90, продолжала следить за модой и периодически приобретала обновки. Совсем недавно с удовольствием сообщила мне по телефону: "А я купила себе симпатичную шубку". Звонить вообще-то не любила, боялась оказаться некстати, но очень огорчалась, когда ей подолгу не звонили. Выговаривала мне: "Вы совершенно забыли про меня, я скучала". Спрашиваю, почему же не позвонили, Ирина Львовна? Она удивлялась: "Вы учитываете, что я женщина?". Напоминать, что мы друзья и в этом случае не так уж важно, кто мужчина, кто женщина, было бесполезно. 

Любителям собак очень повезло, что среди нас жила Ирина Львовна Кузнецкая: она была для всех нравственным камертоном. Рядом с ней невозможно было забыть о таких понятиях как совесть, честь, нравственность. Не думаю, что она могла радикально влиять на атмосферу, но все же вносила в нее нечто важное. 

Пару раз пришлось услышать о ней, как о человеке неприступном и даже заносчивом. Чепуха! Будучи непререкаемым авторитетом в собаководстве, полностью защищенная этим авторитетом, она постоянно сомневалась в себе. Всю жизнь опасалась ошибиться в ринге. Если замечала кого-то из коллег, наблюдавшего из-за ринга ее работу, потом подходила и спрашивала его мнение о результатах экспертизы.

Удивлялась Ирина Львовна тому, как легко молодые и неопытные, а порой и просто очень слабые судьи соглашаются судить незнакомую им породу собак. 

Как хорошо, что Ирина Львовна была среди нас с ее неизменным вкусом и безупречным стилем, которому не мешала даже вечная папироса "Беломор-канал". 

Я знаю, что написал совсем неправильный некролог, но это последнее, что я мог сделать для любимого друга — правильный некролог она бы не сумела стерпеть.