«Собаке Качалова»
В начале 80-х я как-то прочитал воспоминания великого артиста-кукольника Сергея Владимировича Образцова в журнале «Наука и жизнь». Все, что делал Образцов, — работа с куклами, выступления на эстраде, пение под гитару, публицистические статьи, книги — было интересно и поучительно. И эти мемуары мне понравились, но, рассказывая историю создания Сергеем Есениным стихотворения «Собаке Качалова», Сергей Владимирович, как мне показалось, отклонился от истины. Он утверждал, что пес Василия Ивановича Джим был эрделем. Я-то знал, что Джим был доберманом, читал об этом в «Романе без вранья» ближайшего приятеля Есенина Анатолия Мариенгофа. Роман этот был в те поры фактически запрещенным, десятки лет не переиздавался, ко мне в руки попал случайно и давно и я успел забыть, как он называется и кто автор, но, конечно, помнил, что речь шла о добермане, а не об эрделе. Да и слова Есенина «И каждый, улыбаясь, норовит/ Тебя по шерсти БАРХАТНОЙ потрогать» указывают отнюдь не на эрделя — у него вовсе не бархатная шерсть.
Со всеми своими соображениями я и обратился к С.В.Образцову, когда он заглянул в очередной раз в мою редакционную комнату в издательстве «Искусство». В принципе, память у него была отменной, он ею гордился и услышать «разоблачение», несмотря на то, что я старался говорить как можно мягче, зная его обидчивость, Сергею Владимировичу было неприятно. «Кто из нас дружил с Качаловыми и Есениным, я или вы, Женя? Зачем вы ссылаетесь на книжку, даже названия которой не помните?» — он был в гневе. Услышав в моем ответе примирительную интонацию, Образцов смягчился и в очередной раз на моих глазах продемонстрировал свой талант преображать действительность самым причудливым и художественным образом. За моей спиной в кабинете висели две фотографии замечательного добермана Лав-Сэджи. Одна была ее погрудным портретом, а на второй я держал ее в выставочной стойке. Артист откнопил портрет со стены и как-то ловко приладил его к моей фигуре на второй фотографии. Получилось мое тело с головой Сэджи. Причем, края силуэтов идеально совпали. Эта картинка впоследствии веселила немало моих посетителей.
Регулярно общаясь с Сергеем Владимировичем, я, разумеется, не напоминал ему об истории создания шедевра Есенина, но и не смирился с его не слишком убедительными <доводами>. Не знаю, зародились ли сомнения относительно собственной позиции в голове Образцова, но когда спустя пару лет я бесспорно сумел доказать ему свою правоту, он, с трудом скрывая смущение, поблагодарил за уточнение и обещал внести поправку в следующее издание своих воспоминаний.
«Мою» версию подтвердил профессор ГИТИСа А.В.Борташевич, у которого я в свое время учился и продолжал общаться после окончания института. Он был внуком Качалова и предложил посетить дом его сводной сестры, у которой хранился масляный портрет Джима, выполненный известным художником Ульяновым. Я уже было договорился навестить ее вместе с фотографом, но к этому времени внезапно возникло другое, еще более внятное подтверждение.
В качестве редактора я работал над рукописью воспоминаний Нины Михаловской, актрисы МХАТ. Большой актрисой она не была, но поскольку училась у Станиславского, находилась в окружении гениальных личностей, ей было, о чем вспомнить. Работать над подготовкой текста к печати было трудно — путаницы в названиях спектаклей, авторах пьес, режиссерах, актерах, исторических фактах было множество, да и сам текст нуждался в серьезной литературной доработке: Когда основное действо, наконец, завершилось, я облегченно вздохнул и мы приступили к подборке фотоматериалов к книге.
Архив у актрисы оказался просто уникальным, поскольку не только она была его собирателем, но и ее муж, большой начальник в искусстве, связанный с выдающимися деятелями не только советской, но и мировой культуры. Эта часть работы над книгой была для меня в высшей степени интересной и вполне компенсировала перенесенные затруднения.
Листая альбомы с пожелтевшими фотографиями, я вдруг обнаружил то, что заставило мгновенно забыть о претензиях к памяти старой актрисы. Передо мной оказалась наклеенная на паспарту превосходно сохранившаяся фотография Качалова с актрисами МХАТа Ольгой Лабзиной, Ниной Михаловской и с ДОБЕРМАНОМ Джимом. Автограф Качалова украшал этот бесспорный фотодокумент с текстом, который оказался убедительным даже для упрямца С.Образцова. Вот этот текст, написанный лучшим русским актером прошлого века: «Милой Ниночке Михаловской на память о нас с Джимом, и лучшие пожелания, и нежный привет от нас обоих. Вас. Ив. Качалов и Джим Трефович Доберман. 1926 — июнь — Москва».
Надо ли говорить, что эту фотографию я поместил в фотоальбоме книги Н.Михаловской «Глазами и сердцем актрисы», которая вышла в свет в 1986 году.
Уникальная фотография Качалова с доберманом Джимом теперь является жемчужиной моего архива. А дата под ней — 1926 год — бесспорно свидетельствует о том, что стихотворение «Собаке Качалова», написанное в 1925 году, посвящено тому самому доберману Джиму. Вот это изумительное стихотворение.
|
Собаке Качалова Дай, Джим, на счастье лапу мне, Пожалуйста, голубчик, не лижись. Хозяин твой и мил и знаменит, Ты по-собачьи дьявольски красив, Мой милый Джим, среди твоих гостей Она придет, даю тебе поруку. |
 |
Остается добавить, что по мнению исследователей творчества С.Есенина, женщиной, которую вспоминает поэт в этом печальном стихотворении, была его жена Зинаида Райх, с ней он расстался незадолго до знакомства с Джимом.